Мясо ферментированной акулы, жареные пауки, суп из летучих мышей и печенье с осами — правда же, не самое аппетитное меню? Хотя мы же с восторгом едим квашеную капусту, обожаем французские сыры с плесенью и считаем окрошку и студень, кошмар для любого европейца, очень вкусными. Как же формируется наш вкус и почему что-то есть можно, а что-то нельзя?
Теория практики
Самые известные пищевые табу касаются мяса.
Иудеи и мусульмане не едят свинину, буддисты и индуисты — говядину, а для англосаксонского мира немыслимо употребление конины.
Казалось бы, любое мясо — источник энергии, необходимой для жизнедеятельности, да и в целом человек всеяден, а значит, может есть абсолютно все, однако никто из нас этого не делает. Клод Леви-Стросс, величайший французский антрополог и философ XX века, говорил, что мы любим еду, о которой нам приятно думать. С самого детства мы впитываем культуру и пищевые привычки своих родителей. Леви-Стросс сравнивает принятие или непринятие еды с владением языком. Все люди обладают равной способностью разговаривать, однако говорят на языках с абсолютно различной структурой. Так, все люди всеядны, однако у нас совсем разные представления о вкусном.
Сплошная экономия
По версии американского антрополога Марвина Харриса, пищевые табу связаны с энергозатратностью получения того или иного продукта. Так, разведение свиней в жарком климате Средиземноморья не лучшая идея. Горячее солнце, отсутствие источников пресной воды — какой свинье, да еще и с неразвитой системой терморегуляции, придется такое по нраву?
Разведение коров в Индии — такое же экономическое безумие. В V веке до н. э в Индии произошел резкий скачок в развитии сельского хозяйства, большинство пастбищ превратились в посевные поля, и разведение скота в таких условиях оказалось уж очень дорогим. Полученные от употребления мяса калории никак не компенсировали энергозатраты на выращивание такой еды.
Итальянцы и французы отдают должное конине — нежирному, сладковатому и очень питательному мясу, а суровые японцы даже предпочитают есть его сырым. Однако американец пришел бы в ужас, обнаружив конину на полках супермаркета: уж слишком тесна связь между людьми и лошадьми в американской культуре, родившейся в результате освоения новых территорий именно при помощи лошадей.
Положение обязывает
Иногда пищевые табу напрямую связаны с социальной принадлежностью человека.
В Средние века, например, употребление мяса было прерогативой высшего сословия. Причем не любое мясо было достойно стола герцога или короля. Чаще всего во время застолий в благородных семействах подавалась дичь как символ храбрости и мужества, которые передадутся тому, кто съест добытое с большим трудом и оттого ценное мясо.
Крестьянин же довольствовался более скромной диетой на основе овощей и бобовых и, возможно, свинины по особым случаям. Помыслить о фазане или даже каплуне на ужин простой средневековый крестьянин не мог.
Наибольшее число социальных пищевых табу касается служителей церкви. Запреты, прежде всего, относятся к употреблению мяса.
Осознанный отказ от мяса связан с желанием провести четкую границу между духовной и мирской жизнью. Красное мясо ассоциируется с понятием «плоти», которую веками все монахи так усердно усмиряли.
Разнообразить монашескую диету, однако, могла дичь. Птица живет в небе, а значит, ее мясо более легкое. Не живет на земле и рыба — значит, и рыбу можно включить в монашеский рацион. Все пищевые табу очень разнятся. И они — та приправа, что делает каждую культуру неповторимой.
